И он
вспоминает про деньги, про лавку, дом, покупки, продажи и миллионы Мироновых; ему трудно понять, зачем этот человек, которого звали Василием Брехуновым, занимался всем тем, чем он занимался. «Что ж, ведь он не знал, в чем дело, — думает он про Василья Брехунова. — Не знал, так теперь знаю. Теперь уж без ошибки. Теперь знаю». И опять слышит он зов того, кто уже окликал его. «Иду, иду!» — радостно, умиленно говорит всё существо его. И он чувствует, что он свободен, и ничто уж больше не держит его.
Неточные совпадения
— В самом деле, — обрадовался Обломов,
вспомнив про эти
деньги. — Так вот, извозчику тридцать да, кажется, двадцать пять рублей Тарантьеву… Еще куда?
Обломов и
про деньги забыл; только когда, на другой день утром, увидел мелькнувший мимо окон пакет братца, он
вспомнил про доверенность и просил Ивана Матвеевича засвидетельствовать ее в палате. Тот прочитал доверенность, объявил, что в ней есть один неясный пункт, и взялся прояснить.
— Стало быть,
про Людмилу Михайловну
вспомнили? — сказал он нагло. — Ну, ладно, буду своего мальца присылать по вечерам, ежели свободно. Спесивы вы не к лицу. Впрочем,
денег теперича я и сам не дам, а это — вот вам!
Купец не спешил в Россию, а Бенни, следуя за ним, прокатал почти все свои небольшие
деньги и все только удивлялся, что это за странный закал в этом русском революционере? Все он только ест, пьет, мечет банки, режет штоссы, раздевает и одевает лореток и только между делом иногда
вспомнит про революцию, да и то
вспомнит для шутки: «А что, мол, скажешь, как, милый барин, наша революция!»
— Ах, Боже мой, Дуняша! — сказала барыня укорительным голосом: — не говори мне
про эти
деньги. Как я
вспомню только этого малюточку…
Вдруг она
вспомнила про вчерашние полторы тысячи, которые лежали у нее теперь в спальне, в туалетном столике. И когда она принесла эти несимпатичные
деньги и подала их адвокату и он с ленивою грацией сунул их в боковой карман, то всё это произошло как-то мило и естественно. Неожиданное напоминание о наградных и эти полторы тысячи были к лицу адвокату.
Но в минуту такого глухого отчаяния людей озаряют иногда неожиданно счастливые мысли: верный раб Савелий
вспомнил про верного раба Мишку — вот у кого должны быть
деньги.
Корней рассказал матери, по какому делу заехал, и,
вспомнив про Кузьму, пошел вынести ему
деньги. Только он отворил дверь в сени, как прямо перед собой он увидал у двери на двор Марфу и Евстигнея. Они близко стояли друг от друга, и она говорила что-то. Увидав Корнея, Евстигней шмыгнул во двор, а Марфа подошла к самовару, поправляя гудевшую над ним трубу.
В Сибири Колышкин работал умно, неустанно и откладывал из трудовых
денег копейку на черный день. Но не мимо пословица молвится: «От трудов праведных не наживешь палат каменных»… Свековать бы в денно-нощных трудах Сергею Андреичу, если б нежданно-негаданно не повернула его судьба на иной путь.
Вспомнили про сынка родители, за гробом его
вспомнили.
Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание
денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он
про всё это
вспоминал, как
про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь.
Напротив, к ней во все это время приступают еще настойчивее; ее укоряют, ей пишут: «мы тебя так жить не благословляли, мы наставляли жить честно, а ежели у тебя такое произволение, то по крайности
вспомни хоть
про своих домашних и пришли домой чаю, кофию и
денег и сестрам какое платье залишнее».